10 октября в Доме кино состоялась премьера фильма Ларса фон Триера «Меланхолия». Saratov.ru, морально подготовившись к психологической атаке, отправился на сеанс и выяснил, что общего у великого режиссера с психотерапевтами, когда свадьба бывает некстати и как фильм-катастрофа может стать пророческим.

Для борьбы с приступами паники в арсенале психотерапевтов имеется прием из разряда «клин клином». Пациенту завязывают глаза плотной тканью, так, чтобы просвета видно не было, и на несколько часов запускают в малознакомое пространство, где необходимо передвигаться, а не просто сидеть на одном месте. Внезапно ставший беспомощным человек вынужден полагаться исключительно на собственную интуицию и ощущения. Но прежде чем пациент начнет ориентироваться и привыкнет к «отключенному» зрению, он испытает глубочайший стресс – страх, ужас, нехватку воздуха и желание сорвать повязку. Благодаря искусственно вызванному приступу паники выдержавшие испытание приобретают неоценимый навык – умение принимать решения и действовать даже в тех ситуациях, когда кажется, что ты абсолютно беспомощен.

Вряд ли фон Триер преследовал терапевтические цели, задумывая «Меланхолию», но чувства зритель испытывает идентичные. Стороннее наблюдение за тем, как две сестры проживают свои последние пять дней - в конвульсивных припадках одна и в инертной эйфории вторая, вызывают в зрителе тревогу, панику и желание снять эфемерную повязку. И последнее вроде как даже осуществимо: все-таки столкновение Земли и внезапно поменявшей траекторию планеты - головная боль как минимум не нашего поколения. Но уже сам факт того, что Триер назвал планету Меланхолией, наводит на мысль, что эта гениально снятая история – не фантастический фильм-катастрофа, а гипертрофированная, завуалированная история нашего времени.

Два акта фильма – это две истории, на пальцах показывающие теорию относительности, о живущих бок о бок сестрах. Для Джастин повод для депрессии не Меланхолия, а подтверждающийся дар предвидения. Вся эта «нормальная» жизнь со всеми вытекающими приходится совершенно не к месту и не ко времени: свадьба с огромным тортом и громоздким лимузином, угодливый муж, грезящий о детских качелях в яблоневом саду, семеро по лавкам и размеренный темп, будто заданный метрономом – все теряет значение. В самый торжественный для любой среднестатистической девочки момент, когда папа веселит гостей, издеваясь над вышколенными официантами, система дает сбой. И в отчаянии от того, что каша уже заварена, Джастин буквально насилует опешившего от такого внезапного счастья юнца, затем в каком-то беспамятстве говорит своему начальнику все, что обычно не говорят вслух, и напоследок отпускает печального ссутулившегося мужа на все четыре стороны. Это похоже на вой собаки перед землетрясением, на отчаянное барахтанье не умеющего плавать человека, на всплывшие «напоследок» из глубин подсознания животные инстинкты. Меланхолия как она есть.

Старшая сестра Клер, напротив, уже выстроила свою крепость, удачно вышла замуж за богатого, милого во всех отношениях мужчину и родила мальчика. Сомнения Джастин по поводу правильности выбора в пользу семейной жизни, которые неудавшаяся жена даже толком в слова облечь не может, она воспринимает как выходки дрянной девчонки и всячески пытается подогнать ее жизнь под готовый, временем проверенный трафарет. Ведь не может быть плоха жизнь в огромном доме с прилегающим садом, напоминающим Версаль, где утро начинается с обрезания кривых роз с крупными бутонами в саду и плавно перетекает в ленивый обед с собиранием смородины. Счастье как оно есть.

Все начинает меняться, когда Меланхолия оказывается в непосредственной близости от Земли. Джастин оживает, просыпается и, кажется, даже ждет глобальной развязки, как, затаив дыхание, ждут чего-то хорошего, боясь спугнуть. Мир Клер же рушится на глазах – ужас предстоящего нарастает с предательством мужа, в панике жадно съевшего снотворное, припасенное Клер на тот самый критический случай. Полюса меняются на глазах.

Перед показом фильма главный редактор Нижневолжской студии кинохроники Татьяна Зорина заметила, что во всей фильмографии Триера очевидна нескрываемая ненависть к пошлости современного мира. И в «Меланхолии» излюбленную тему он по традиции не обходит стороной. Более того, все переворачивается вверх дном. Разумная Клер, не сказать, что смирившаяся, но уже осознавшая, чего ей ждать, предлагает сестре встретить смерть на террасе с бокалом вина в руках и Бетховеном на устах. В описанных обстоятельствах предложение это кажется ужасно пошлым и плоским. При этом сцена, где Джастин, «отлынивающая» от собственной свадьбы, справляет нужду на поле для гольфа и рассматривает бесконечное звездное небо под музыку Вагнера, как минимум не вызывает отвращения.

Меланхолия – чума XXI века. Различия с триеровской планетой в мелочах – форме, скорости движения и видимости последствий. И датский режиссер даже не пытается кинуть зрителю круг и дать хотя бы ничтожную надежду – ее он убивает первой и еще в прологе демонстрирует пророческие сны Джастин, где планеты сталкиваются друг с другом. Тем страшнее звучит ее провидческая истина, которая даже по окончании фильма принимается за чистую монету: кроме Земли жизни больше негде нет, да и здесь ее скоро не будет. И тем ценнее слова ее циничной мамаши, вместо тоста произнесшей: «Наслаждайтесь, пока все не кончилось».

Фильм "Меланхолия" - в Доме кино до 23 ноября